|
Обсуждение
педагогов и учащихся проблем Сергей Трудославович Танцоров (С.Т.): Я надеюсь, что все, кто здесь собрались, имеют что-то сказать по теме "Проблемы методологически ориентированного образования". Так Бронислав Александрович назвал, я бы назвал чуть-чуть помягче. Я бы назвал так: проблемы деятельности и "Эксперимент". В том смысле, чтобы не было необходимости доказывать достаточно сложный тезис о том, какое именно здесь образование, и какие проблемы относятся к проблемам методологическим, и какие не относятся, чтобы оставить это за рамками обсуждения. Поскольку времени не очень много. Я так понимаю, вы, Бронислав Александрович, хотели первым что-то сказать. А позднее, я хотел бы, чтобы другие тоже сказали что-нибудь по этому поводу. И я хотел бы, чтобы мы пометили хотя бы проблемные точки, поскольку обсудить все проблемы мы не сможем, разве что одну какую-нибудь возьмем и ее обсудим. Я бы взял такую рамку, пометить вот эти проблемные точки, с которыми в нашей деятельности мы сталкиваемся, может быть это не проблемы, это ситуация сложная какая-то, трудность у кого-то. Вот в таком залоге. Если это понятно, я закончу вступление. Вначале Бронислав Александрович. Я предполагаю, что у каждого преподавателя есть свои трудности, сложные ситуации и проблемы, если говорить уже более обобщенно и рефлексивно. И я думаю, что ученики тоже со своей стороны видят определенные трудности, ситуации, может быть, проблемы, и мы можем это обсудить. Б.А.: Меня смущает, пока я странно скажу, то, что, скажем, та система, которую мы пытаемся строить, методологически ориентированного образования, экспериментального образования, предполагает работу каждого учащегося, которая бы разворачивалась в коммуникации, как с преподавателем, так и между собой. К сожалению, 2 года настойчивой работы не позволяют мне сказать следующее: что, да, оспособление учащихся техниками коммуникации, понимания и рефлексии приводит к тому, что они могут формировать себя или выходить для себя в область нового знания. Когда необходимо вступать в коммуникацию, то со стороны ряда учащихся происходит отказ от коммуникации. И, соответственно, закрываются все возможности продвижения дальше. И когда мы начинаем обсуждать с учащимися, в чем причина, до сих пор я не слышал вразумительных для меня объяснений. "Вот у меня существует проблема связи письменной и устной речи, давайте я вам напишу". И начинается обмен письмами. То есть, когда мы начинали эксперимент, мне казалось, что формирование пространства мыследеятельности не будет составлять для нас никаких проблем, которые есть сейчас через 2 года. С.Т.: Это не предполагало, что любой может. Б.А.: Да, безусловно. Да, я тут должен очень жестко заметить, что мы понимали, что не любой сможет, и отбор в экспериментальные классы осуществлялся с учетом его интеллектуального уровня, с учетом его коммуникативных способностей. Кроме того, мы их еще обучаем. Но оказалось, что как мы строим учебный процесс или еще что-то, не знаю, закрывает для них возможность, желание вступать в коммуникацию. При этом, я должен сказать, что ряд наших учащихся работает в позициях рефлексии и понимания. Но работают с материалом других. Кстати, никогда у Георгия Петровича не обсуждались, и, вообще, я нигде не видел обсуждение вот таких моментов, когда участники обсуждения обсуждают не себя и свои средства работы, а других. Образовательная проблема в том, что нет возможности работать с представлениями, с размышлениями учащегося, который находится в таких "внешних" позициях. Артур Пунте (А.П.): Проблема в том, что они не могут говорить, или в том, что им нечего сказать? Б.А.: Они могут говорить, и им есть, что сказать, но они не говорят и не работают, когда происходит обсуждение. С.Т.: Всеядность такая. Они готовы поедать не только содержание, которое выбрасывается, как основное и работать с ним, переваривать его, а пользуются и падалью, отходами содержания других. Б.А.: При этом своего содержания они сюда не дают. А.П.: Кажется, что, наоборот, они не едят. Б.А.: А видишь, ты говоришь интересно. Мне не кажется, я это могу демонстрировать, это материализовано, они работают на самом деле, работают на чужом содержании. Своим содержанием здесь, причем, не пользуются. Кстати, при этом они образовываются. А.П.: Образование происходит? Б.А.: Да. А.П.: Может дело в том, что им для образования не нужны такие формы, которые здесь используются как основные, а они могут образовываться без них? Б.А.: Я не собираюсь это обсуждать, по поводу: могут, не могут, я не знаю. Я только знаю, что они образовывались за счет материала тех, кто начинает обсуждать и публикует свои размышления, тексты и т.д. Марк Федорович Строжев (М.Ф.): Как у Кашпировского, швы рассасываются у всех присутствующих, и у тех, кто подслушивал. Потом оказывается, что им постоянно нужен Кашпировский, и опять, и опять, и опять. Сами они не способны вести здоровый образ жизни. Б.А.: Я не знаю, не знаю этого. М.Ф.: Может они и ведут здоровый образ жизни? А.П.: Как можно осуществлять образование, целенаправленное, не заявляясь? Вообще, почему происходит обсуждение, сталкиваются люди с целевыми структурами, и им есть что представить. А когда ты сидишь, не участвуя, не совершая действия, тут действительно всеядность, значит, там нет образования. Б.А.: Не знаю я. Если б я знал, я бы это тут не обсуждал. Когда я начинаю с коллегами обсуждать эту ситуацию, они мне говорят: Бронислав Александрович, да, тут происходит образование. С.Т.: Это такой же сложный вопрос, вот человек, который учил, как не родной, латышский язык, он латышом станет? Вместе с языком ценности передадутся ему или не передадутся? Алексей Шнитников (А.Ш.): Мне кажется, тут же как: ценности они демонстрируются, и можно сделать, по крайней мере, какие-то предположения, что унесет человек, станет ли он латышом, и, вообще, несет ли на себе эти ценности? Так же и с образованием. Мне немножко неясен вопрос, что вам не дает понять, образовываются они или нет. С.Т.: Если ты языком овладел, коммуникативными формами языка овладел, принятыми в методологии, а также рефлексией и коммуникацией, означает ли это, что он образован теперь? А.П.: Здесь понятно, когда мы про образование начинаем говорить, сразу самостоятельность упоминается, должен быть свой путь. А мне кажется, что у всеядного человека своего пути нет. Мне кажется, что иначе, чем участвовать здесь и сейчас и не может ничего происходить, как еще человек может себя представить? Он же должен пользоваться тем, что ему на самом деле надо, а не принимать все, что есть. Поэтому он это может как сделать: действуя на обсуждении, совершая действие какое-то, высказывать суждение. Как по-другому? Иначе это идет какое-то бесконечное снятие каких-то иллюзий или неправильных представлений. Человек сидит, идет какое-то обсуждение, и иллюзии постоянно снимаются, и строится понятие, более- менее приближенное к истине. Но если он только этим и занимается, то это тоже не образование, потому что там нет целенаправленности. С.Т.: Ну, как бы фактов нет, проявлений нет. Неизвестно, что в его голове. Б.А.: Стоп, вот тут, я бы хотел пометить, что когда мы придумали хитрый ход работы с такими позиционерами на письменных обменах, письменной речи, то выяснилось, что они неплохо понимают то, что мы тут обсуждаем. И при этом, какая разница, устно человек заявляет свою позицию или письменно. А.П.: Тут важно, что он ее не заявляет. Я тоже понимаю, что происходит в 22-й школе, но молчу. А.Ш.: Конечно, можно понимать, что происходит в мировой политике, написать об этом в статье, но не участвовать в ней. А.П.: Конечно, не участвовать, соответственно у тебя нет никаких целей к этому. Ты, вот, смотришь на это там. Б.А.: Подожди, а почему я не могу образовываться при этом. А.П.: Это другое. Б.А.: Строить свой процесс образования. А.Ш.: Можно, можно. Б.А.: На падали. Строить свое, может мягче надо, на хорошем, почему падали, я сказал бы, что надо на хорошем материале строить свое образование. М.Ф.: В чем проблема, вначале я понял, а теперь ничего не понимаю. Если у него формируется правильная письменная речь, почему бы это не считать некоторой способностью. А.П.: Здесь главный вопрос, формируется ли у него свой путь или с ним происходит что попало. Б.А.: Я бы это снял. Я бы, если Марк Федорович мне помог, я бы сейчас сформулировал так: если у людей формируется свой путь, и этот путь достойный, там есть образование. Я говорю о следующем: если я говорю с позиции организатора, извини, что они есть, что их нет, процесс тут идет такой, как идет, они не нужны мне, как организатору. Они же свое содержание сюда не дают. С.Т.: Я понимаю это, как проблему ответственности педагога за образование. Б.А.: Нет, ты знаешь, я бы не говорил об ответственности. Когда об ответственности, то мы с ними работаем на письменной речи, но тезис в том, что они свиньи. Игорь Вячеславович Ватолин (И.В.): А критерий какой вообще? М.Ф.: Тут может возникнуть вопрос псевдосодержания: если их заставить туда вносить, будет ли это содержанием? Б.А.: Да, согласен. М.Ф.: Мне это напоминает ситуацию фильма "Полет над гнездом кукушки". Когда психотренинги заставляют выносить несуществующие проблемы. Они действительно молчат, молчат, ну и что. Б.А.: Хорошо, переходим тогда к обсуждению следующего момента. Есть преподаватель и нет вообще участников, поскольку все вот такие. М.Ф.: Какие? Б.А.: Вот такие, нет содержания. И тогда все сидят и ждут содержания преподавателя. Берут, что-то с ним делают, в пространство обсуждения ничего не возвращается. Какой процесс тогда организовывается? Процесс чего? Обучения. Образование превращается в обучение. И.В.: Да, тут возникает это вопрос, над которым я думал. Например, может ли быть, вообще, образование, а тем более, методологическое, метообразование с человеком, который не прошел основательно стадию обучения, который вчера вылез из пещеры. Б.А.: Кстати, это вторая проблема, о которой я хотел говорить. И.В.:
И
с какого момента, по какому критерию его можно определить? Если есть презумпция
избытка какого-то, то можно дальше проблематизировать. Когда человек отказывается
от чего-то и ощущает сразу... Я не знаю, наверно во мне говорит опытный
шкраб, что надо его сначала обучить. А.П.: Я вспомнил свою ситуацию, мне было не от чего отказываться, но, тем не менее, за счет интенции разобраться в том, что происходит, я как-то вот пошел. То есть им не хватает не того, что они не загружены чем-то. Б.А.: Интересный заход. И.В.: Вот мне тоже вспомнилось, на каком-то мероприятии, по-моему, в Киеве это было, там у Георгия Петровича возникла такая вот драка. Там речь шла о том, как можно войти в методологию. Георгий Петрович говорил: "Я учился на физмате, потом" и перечислял. А Петр говорил: "Это не так, тебя дедушка учил, да и двор у тебя сложный был. Поэтому с тобой что-то произошло". Вот это две, если угодно, парадигмы. Парадигма обучения на физмате и преодоления этого, и выход в какое-то другое пространство. И парадигма сложного двора. А.П.: Вы знаете, какими должны быть тогда эти парадигмы? Ну, сложный двор, я понимаю, тут сложно организовать. И.В.: Надо организовать сложный двор, чтобы там могли побить. А.П.: Это сложно сделать, почти невозможно. А вот обучение можно организовать. М.Ф.: Одно время все ссылались на пример Егора Никулина. Шатался черти где, пел в церковном хоре, тусовался неизвестно с кем и т.д. Хотя человек очень интересный. При этом, он всякий раз отказывался от благоустроенной жизни, не знал, где следующую ночь спать будет, будет ли он сегодня есть, ну и т.д. Книжек прочел много. Б.А.: Я могу зафиксировать такой тезис: методологически ориентированное образование может осуществляться только на культуре, на людях, имеющих определенный уровень культуры. М.Ф.: Это уже ты как-то концептуально пытаешься обсуждать. А пока, вроде бы, ситуация понятна, я для себя ее обсуждал так: есть школьники, которые видели образование, видели мышление, а есть те, которые не видели мышление. Бессмысленно призывать к тому, о чем они не имеют представления. Б.А.: О, отлично! М.Ф.:
И
второе, для меня существенны те работы, которые мы осуществляем, преподаватели
и педагоги. И рамка, которая вводилась при установке обсуждения на игре
93-го года, она была связана с анализом ситуации. Для меня, например,
достаточно очевидно, в том смысле, что я свои глаза стал держать открытыми
к этой ситуации, что год на год не приходится. Что разные наборы в разные
года, что это –разные люди, это разные школьники. И тиражирование в этом
смысле, может вообще нельзя осуществлять. То есть, если первый набор набирался
в одной установке, то второй набор набирался в совершенно другой установке,
третий – набирается в третьей установке. Они все будут три разные. Первый
год – идет сугубо техническая подготовка, есть некоторый канон, реализовавшаяся
парадигма, как некоторый образец игротехнической подготовки, к этому все
сведено. Б.А.: Я тогда возвращусь, и попробую использовать то, что ты говоришь. Дело в том, что то образование, которое мы замышляли, которое мы 3 года реализуем, по большому счету, идея этого названия оформилась недавно – методологически ориентированное образование. А вначале, замысел был – методологическое образование осуществлять. Ну, сейчас, мы его немножко подкорректировали. М.Ф.: И так существенно, что название поменялось? Б.А.: Да, существенно, конечно. Поэтому я могу сказать следующее, что методологически ориентированное образование требует определенного базового уровня подготовки, образования, культурного уровня, интеллектуального уровня. То есть тезис можно переформулировать следующим образом: для того, чтобы осуществлялось методологически ориентированное образование, необходима определенная начальная подготовка и базовый уровень, интеллектуальный, психофизиологический и культурный. И без него никакое методологически ориентированное образование не может осуществляться. М.Ф.: Видишь ли для меня методологическое образование, методологически ориентированное образование и третье, которое стоит обозначить – это экспериментальное образование, они все несут для меня сколки, в логике это называется, конотации от соответствующих программ. Методологическое образование сейчас имеет нечетко отрефлектированную программу, потому что изначально в методологическом кружке вопрос о мета-образовании не ставился. И само название места – образование есть эффект неотрефлектированности. То, что ты ссылался на Анисимова, то, что он пытался готовить методологов, что само обстоятельство того, что не транслируется методологическая культура, поставило вопрос о нахождении таких форм, где бы она могла транслироваться. Это надо было изъяснить или поставить на программу образования, если методология может в образовании транслироваться. В этом смысле, это будет одна версия или один подход или одна отрефлектированная рамка. Вторая рамка – это методологически ориентированное образование. Оно, конечно же, здесь связано с играми. Я неспроста пытался хихикать по поводу того, что это реальное училище для методологов. То есть, игротехников готовят, как выпускников реального училища, они должны уметь строгать, кусачками владеть и т.д. Вот этому их обучают. И тогда здесь действительно имеет смысл обсуждать методологически ориентированное образование. Причем надо понимать, что ни то, ни другое не есть снижение претензии, снижение сложности. И то – невероятно сложно по системе социального обустройства, интеллектуального и т.д., и второе – не менее сложное. И третье – экспериментальное образование. Чем оно было интересно и остается интересным? Тем, что оно может, честно говоря, не дистанцироваться от методологического, хотя несет на себе сколки всех методологических субкультур или культуры, которая образовалась. В этом смысле оно тем хорошо, что, хотя оно и не методологическое, оно каким-то образом связано с мышлением, с мыследеятельностью. Вот это уже для меня тезис более симпатичный. Поэтому ни то, ни другое, ни третье не являются какими-то упрощениями. В этом смысле, наверно, нужно просто их удерживать, эти рамочки. А что касается учеников, которые этими рамочками не охватываются – есть пафос такой, что их надо как-то покрасить, обстрогать и выбросить. Б.А.: Кстати, Сергей Трудославович... я бы хотел, т.к. за столом собрались 4 строгальщика, чтобы мы решили все-таки, потому что я не хочу строгать. Меня строгание не привлекает, потому что я держусь другого. В этом смысле, если отвечать Марку, я бы сказал, не нужен мне такой эксперимент, я не хочу его делать. И.В.: Ну, если есть экспериментальное пространство, надо попытаться чего-то сделать? Б.А.: А что ты делать хочешь, я же не понимаю. Что ты хочешь из них сделать? Что с учеником будет на выходе? Вот что я хочу спросить. Что у твоего ученика будет на выходе? Или, что с ним будет на выходе? Вот у методологически ориентированного я знаю, что будет. Мы пишем следующее, это будет или эксперт, или консультант в любой области, который владеет методом. Я знаю, к чему я его готовлю. Тем более, мы можем даже сказать, есть 4 профессиональных области, которые мы можем им предложить. И сопровождать дальше. Бизнес, философия, право, психология. Нет, я не о престиже говорю. Я говорю об осмысленности собственной работы. И это будут, я знаю, будут консультанты, эксперты по праву, философии, по бизнесу, по психологии. За счет деятельности четверых преподавателей, и есть еще двое, которые тут не присутствуют. Нам больше никто и не нужен. Вот же я что заявляю. Но при этом должен быть материал на входе соответствующий. |